Слово Вокруг Петербурга

...Эта видеокассета с позабытым интервью пролежала у меня в столе около десяти лет. Разговор, состоявшийся когда-то в прошлом, в пригороде Питера, под яблонями возле крыльца Дома творчества писателей в Комарово. Десять лет срок не малый, за это время в жизни не только отдельного человека, но и целой страны могут произойти огромные перемены. Вот уже несколько лет, как не стало Виктора Борисовича Кривулина, поэта, прозаика, публициста, идейного вдохновителя нашего альманаха. Но сегодня его слова, сказанные тогда, десять лет назад, звучат очень актуально и своевременно*.

ИТОГИ

Кому итоги а кому и так
непроходимый страшный суд
как бы не выключен видак
хотя экран разбит
динамик вырван с мясом вон
но свет и звук живут
а лента шелестит
для зрителя иных времен
или иных планид

Виктор Кривулин. Стихи юбилейного года, М., 2001.

"Позабытое интервью" - памяти Виктора Кривулина посвящается...

17 марта 2001 года умер поэт...

А.S. - Виктор Борисович, кем был поэт в шестидесятые годы?

В.К. - Шестидесятые годы это время, когда литератор, поэт вдруг обнаружил, что он не больше чем поэт, не меньше чем поэт - он равен самому себе. Вот в чем, скажем, трагедия Бродского или наоборот его триумф: он поэт... Собственно его за это и судят, за то, что он не больше чем поэт и не меньше чем поэт. Это был поразительный процесс - человека судят только за то, что он поэт. То есть фактически только за то, что он есть нечто равное самому себе. И вот в этом смысле шестидесятые годы - время очень хорошее. Конечно, наивное, конечно, мы жили абсолютно изолированно от другого мира, это все понятно. Мы жили выключенными из мировой культуры. Хотя, несмотря на сопротивление, тогда читали больше, переводили больше, чем сейчас.

А.S. - Поколение шестидесятников для меня в первую очередь ассоциируется с правозащитным движением, на сколько вы были политизированы?

В.К. - У меня вообще впечатление, что наше поколение, в широком смысле, оказалось не просто аполитичным - мы возникли как какая-то реакция на правозащитное движение. Ну вот, я знаю людей, замечательных чистых, светлых, которые боролись за права человека, за его свободу. Но в эстетическом плане это были люди, воспитанные советской культурой. Вот сейчас очень любят это слово - ментальность. У них была советская ментальность.

А.S. - Но, насколько я себе представляю, сопротивление советскому государству, путь и пассивное, было достаточно широким?

В.К. - Изначально была общая настроенность, некоторая фронда... а оппозиция.., она разделилась: была политическая оппозиция и была эстетическая, если так можно сказать. Процесс Синявского это показал. И все равно была какая-то зона свободы. Были зоны, не закрашенные государством, не закрашенные красным цветом, это были такие как бы белые пятна, где кто-то, как-то оседал, но при этом литературная жизнь шла по своим законам. Единственное, что не было изданий, не было книг, но это все замечательным образом компенсировалось: мы сейчас не можем себе представить масштаба самиздата, потому что никто этим не занимается**. Но я убежден, что тиражи вот этих маленьких самиздатовских сборников превышали официальные тиражи.

Шестидесятые годы это время, когда литератор, поэт вдруг обнаружил, что он не больше чем поэт, не меньше чем поэт - он равен самому себе.

А.S. - ...поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан, сказал поэт. А кем ощущали себя шестидесятники?

В.К. - Мы были людьми этого государства, но мы не были гражданами этой страны. Быть гражданами - предполагает гражданское общество, а его не было. Когда вы задаете это вопрос, вы задаете его как бы из сегодняшнего дня. Хотя, с моей точки зрения, сейчас гражданского общества тоже еще нет, оно зарождается... А если говорить о литературе, в принципе, литература была - литературой империи. Причем даже Пушкин или Толстой, которые попадали в зону школьного изучения, становились советскими писателями. Это была советская литература...

А.S. - А это меняло отношение к литературе?

В.К. - Это затрудняло отношение к ней и, я думаю, то что сейчас произошло в каком-то смысле не только поражение советской системы, а это поражение русской культуры в более глубоком смысле, она оказалась нетрудоспособной... Вот я в последние годы, заинтересовался системой отношений писатель-государство на Западе. И понимаю, это очень сложная система. И когда мы говорим, что там нет никакой поддержки литературы, это не так. Существует мощная государственная поддержка культуры, например, в Германии, где институт Гете субсидирует молодых поэтов. Огромные суммы на это выделяются. В Швеции, примерно ситуация такая, что каждый шведский писатель получает определенный процент, по-моему пять процентов, со стоимости каждой его книги, которую берут в библиотеке. Попробуем представить у нас эту ситуацию! Сейчас распространяется миф о том, что на Западе литература никого не интересует. Это тоже не верно. Давайте говорить честно. Например, во Франции есть передача «Апостроф», ее делает Бернард Пиво, которую смотрит практически вся Франция. Это передача о литературе. Она так сделана, что ее смотреть необыкновенно интересно. Это одновременно и реклама книг, и встреча с авторами. Однажды Лимонов выступал в этой передаче. Это одна из популярных программ. Когда у нас сейчас возникает миф о том, что западная экономика рыночная и что писатель там выброшен, это тоже не совсем верно.

А.S. - Ну, мы еще живем в мире иллюзий...

В.К. - Мы живем в ситуации крайностей, меня это все больше и больше раздражает. Советская литература, как нам говорили, это была самая лучшая, самая замечательная. Это был такой идиотический мессианизм. Сейчас совершенно другое рабское состояние страха перед западом, полный ужас того, что надвигается что-то другое, которое гораздо лучше, чем то, что есть у нас. Вот такое представление. Но если говорить о поэзии: на западе мало поэтов такого класса как в России, могу сказать совершенно определенно.

А.S. - ...в истории еще очень много заблуждений и мифов.

В.К. - История существует в сфере мифологии, я уже писал об этом, советская история располагается между совершенно мифическими событиями: между взятием Зимнего Дворца, штурма, которого не было, и штурмом Белого Дома, которого тоже не было...

А.S. - Как не было?

В.К. - Ну он как бы был, как бы революция, но его как бы и не было... Вопрос о власти здесь висит как сопля такая над Россией! Потому что нету реальной власти, о которой мы могли бы сказать - она коммунистическая или она не коммунистическая, нету власти, которой мы могли бы доверять. Я в последнее время ежедневно смотрю телевизор, в основном я смотрю на рожи: и весь политический расклад визуально складывается, из двух частей, с одной стороны это свиные хари, свиной образ, а с другой стороны тип как бы худого европейца. И вся политическая борьба - это борьба между толстым и тонким. Кто уже успел хапнуть и кто еще не успел хапнуть. Ситуация комическая - здесь нет человека нормальных размеров, есть тот, кого еще надо накачивать взятками и деньгами, и тот кто уже накачался.., и есть еще один тип - это волки. Серые волки, которых просто от кормушки отставили! Вот Ампилов, например. Это совершенно волчьи лица. Вот и получается: волчьи, свиные и еще какие-то, которым эти блага необходимы, но они уже при кормушке, хотя еще не располнели.

А.C. - Виктор Борисович, как вы считаете, насколько важную роль играет литература в современной России?

В.К. - Литература - это такая зона, где нет времени, где нет прошлого, настоящего, будущего. Вы попадаете туда, и независимо от того, когда вы живете, вы переживаете время Толстого, переживаете время Державина. Вы теряете вот эту привязку к сегодняшнему дню или наоборот, включаете его в то же самое пространство. И я думаю, что литература, это некая такая связка между жизнью улиц, с рэкетом, со всем, что мы сегодня видим и высокой русской культурой. И без существования людей, которые бы знали, что за языком, пронизанным азербайджанизмами есть язык Пушкина, что за системой почти что звериных человеческих отношений, существует развитая поведен­ческая культура девятнадцатого века, без этих людей мы бы вообще не могли существовать. Я думаю, что литература влияет на существование каждого человека.

записал Алекс Спрудин (Alex Spruden);
Санкт-Петербург 1993 г.

---

* Интервью и фотографии с любительской видеозаписи, сделанной в 1993 году.
** За последние десять лет вышли публикации, посвященные неофициальным изданиям советского периода: Самиздат Ленинграда // «НЛО», М., 2003., Савицкий С. Андеграунд. М., 2002., и многие другие. (прим., автора).